Несколько дней назад Большой зал Центрального Дома литераторов — центральной литературной площадки России — принимал гостей, пришедших поздравить с юбилеем Владимира Григорьевича Бондаренко, редактора газеты «День литературы». Был аншлаг. А через три дня, 25 февраля, в этот же зал организаторы уже приглашали на поэтический вечер, посвященный 75-летию поэта Юрия Кузнецова, безвременно ушедшего от нас в 2003 году. Увидев афишу, с грустью подумала: «Вряд ли соберется народ, с таким коротким интервалом практически невозможно иметь аншлаг, будет полупустой зал». Забегая вперед, скажу, что организаторы также сокрушались, были волнения по этому поводу. Пришла на вечер к самому началу, и каково же было мое удивление, когда, войдя в зал, я не обнаружила ни одного свободного места. Пришлось присаживаться на заботливо выставленные на ступеньках дополнительные стулья. Но эти некоторые неудобства никоим образом не повлияли на уже полученный положительный заряд, на то радостное ощущение от того, что люди чтут память русского поэта, последнего классика 20 века, как назвал его Институт мировой литературы. Ведущая вечера и главный его устроитель — директор Бюро пропаганды художественной литературы Союза писателей России Алла Васильевна Панкова с благодарностью отметила, что придя на этот литературно-художественный вечер, наполнив этот большой зал, мы «подтвердили право русского поэта, право русской поэзии не только на память, но и на продолжение жизни, на продолжение русской поэзии».

На жизнь Юрия Поликарповича пришлись нелегкие испытания. Он, как и тысячи детей войны — детей победителей Великой Отечественной войны, — остался без отца, даже не зная его. Кузнецов говорил о себе, что возможно из него и не получилось бы ничего стоящего, может иначе сложилась бы его судьба, если бы он в полной мере не ощутил бы на себе эту трагедию, поразившую весь народ. «Через народную трагедию я вышел». Тему памяти о Великой Отечественной поэт считал одной из главных своих тем, отдавая тем самым дань погибшему на войне отцу. Сквозь слезы, затаив дыхание, смотрели мы документальные кадры, на которых Юрий Поликарпович сосредоточенно просматривает военную хронику, пристально вглядываясь в каждое лицо. В последнем своем письме с фронта отец написал, что их снимали на отдыхе, «приезжала хроника». Часами, неделями, месяцами поэт сидел в Гостелерадиофонде и отсматривал километры военной пленки в надежде увидеть живого отца, узнать его, сравнивая с фотографией. Ему так и не удалось это сделать. Он нашел место захоронения отца у Сапун-горы — братскую могилу четырех сотен солдат, погибших в 1944 году при освобождении Крыма. Поэт был возмущен тем, что вместо имен героев на небольшой табличке он увидел только одно имя с припиской «и др.» «Кто эти «др.»?! Разве они не заслужили народной памяти?!» Благодаря Юрию Кузнецову семьи погибших вместо формальной отписки «без вести пропавший» теперь знают, как погибли и где лежат их близкие. Глядя на эти трогательные кадры, на поэта, стоящего у братской могилы, на медленно проплывающие на экране фамилии, выбитые на мемориальной доске, я вспоминала историю своей семьи, деда, ушедшего на фронт и пропавшего без вести где-то подо Ржевом в 43-м; оставшихся без отца троих детей, мал-мала меньше — 1939, 41 и 42-го года рождения, среди которых была моя мама. Двухлетней девочке врезалось в память и осталось на всю жизнь то, как ее мать, сидя за столом, развернула какую-то бумажку, которую принесла тетя-почтальон, и вдруг заломила руки, застонав, упала на стол и плечи ее содрогнулись в беззвучном рыдании. Мало что понимая, ребенок широко распахнутыми глазами молча смотрел на мать и осознавал, что произошло что-то непоправимое, и теперь уже никогда не будет так, как было прежде. Эти зарубки на сердце остались у тысяч детей войны, может поэтому военное поколение в большинстве своем такое глубокое, закаленное, чистое, как золото, прошедшее через горнило, умеющее ощутить, понять, воспринять боль другого человека. Маленький Юра очень переживал и за себя и за маму, за всех, кто был вокруг рядом с ним тогда. Как он считал, это было отправной точкой его творчества. Думаю, что и отправной точкой его личности.

60-е годы, служба в армии. Кузнецов связистом попадает на Кубу в самый разгар Карибского кризиса, когда мир находится на грани ядерной войны. События разворачиваются у него на глазах, все проходит через его сердце. Трагедия вселенского масштаба, очередная «зарубка».

В Литературный институт в 1965 году Кузнецов поступает уже состоявшимся поэтом — первое свое стихотворение он написал в 9 лет, а первая публикация его произведений была в 1957 году. Он попадает в плеяду замечательных поэтов, но не теряется в ней. Его отличает и возвышает крепость и сила могучего неукротимого пламенного духа.

Через пристальное изучение мифологии восточных славян, источников устного народного творчества, из которых он черпает глубочайшие моральные нравственные устои народа, от комсомольца, обычного советского человека, Кузнецов приходит к Православию. Это происходит в 70-е годы. Он опережает время, опережает свой век, который он обозначил как богоборческий, обезбоженный, в котором не осталось ни Божьего слова, ни Божьего благословения. В конце 80-х, в своем стихотворении «Вина» он пишет:

Мы пришли в этот храм не венчаться,
Мы пришли этот храм не взрывать,
Мы пришли в этот храм попрощаться,
Мы пришли в этот храм зарыдать.

Да! Текут наши чистые слёзы.
Глухо вторит заброшенный храм.
И взбегают ползучие лозы,
Словно пламя, по нашим ногам.

90-е годы — коренной слом всех сфер, всех плоскостей жизни, когда решили вдруг, что самое главное — это прибыль. Потребительское отношение ко всему, к искусству, когда абсолютно все — на продажу. С этим не может согласиться поэт, против этого каждая строчка его, каждый вздох его между словами.

Что за племя на свет народилось?
Не прогнать и собакой цепной.
Обделила их Божия милость,
Так желают урвать от земной.

***

Он возвращался с собственных поминок
В туман и снег, без шапки и пальто,
И бормотал: — Повсюду глум и рынок.
Я проиграл со смертью поединок.
Да, я ничто, но русское ничто.

Интересно интервью того времени (1998 г.), в котором Кузнецов говорит: «Вижу полное крушение поэзии. Это явление временное, но лет 100 оно будет продолжаться. Зомбированное поколение. Говоришь с ним, а оно не слышит. То, что пишется невозможно ни читать, ни переживать». Будучи преподавателем Литнститута, на вопрос, кого бы он мог выделить из интересно работающей молодежи, из своих учеников, Кузнецов называет только одно имя — Светлана Сырнева. На провокацию корреспондента: «Вы же не признаете женскую поэзию», Кузнецов отмахивается: «Это все инсинуации» и добавляет, что к сожалению, мужчины пошли ниже уровнем. Светлану Кузнецову, ушедшую из жизни в 1988 г. в возрасте 54 лет называет третьей поэтессой этого века после Есенина и Блока. Тема любви к женщине, матери, Родине была для поэта столь же дорога, как и тема памяти о Великой Отечественной.

На сцене — портрет Юрия Поликарповича. Лицо могучей монументальной лепки, проницательные голубые глаза, которые пронизывают весь мир, видят далеко за. Лицо-памятник. Алла Панкова отметила, что Кузнецов был всегда очень сдержанным, корректным, не разбрызгивал свои чувства, эмоции. Лишь однажды она увидела, как залучились его глаза благодарностью и теплотой к певице, которая исполнила песню «Кубанка» на его стихи. Это была одна из первых песен — композиторы отказывали ему, говорили, что его стихи очень сложны, чтобы сделать музыкальное переложение. На вечере прозвучало несколько песен в исполнении Кубанского казачьего хора, руководителем которого является земляк поэта Виктор Гаврилович Захарченко, народный артист России и Украины. Сейчас уже более 30 песен им написано на слова Кузнецова. Захарченко с горечью говорит, что только когда поэта не стало, он почувствовал что-то неимоверное, «открыл его стихи и простонал «Господи, как же так, как я прошел мимо»». Поэт неоднократно приглашал его пообщаться, но суета затягивала. «По сей день терзаю себя и чтобы как-то оправдать свое невнимание тогдашнее сейчас я стараюсь много писать. Его стихи изумительные, они предназначены всем нам, народу великому, не только русскому — они общечеловеческое достояние». Композитор посетовал: на Кубани тоже был творческий вечер поэта — пришло от силы 25 человек «и все старше меня, а мне — 78. А где же молодежь? Сидят в телефонах, другое поколение — страшно становится за них» и тут же останавливает сам себя: «Вот видите — сказал о молодых плохо. Но не стоит о них так думать. В них есть что-то другое. Они раньше времени узнают то, до чего мы долгое-долгое время доходили бы». Мудрая позиция действительно духовного человека — не обвинять, не пенять, не ставить клеймо, не вешать ярлыки, но дать человеку, пусть даже авансом, почувствовать себя лучше и чище.

Память Юрия Кузнецова почтили и в Донецке — 21 февраля там тоже состоялся литературно-музыкальный вечер. Его организаторы отметили, что для Русского мира поэзия Юрия Кузнецова будет актуальна всегда. «Решили приобщить мероприятие к Международному дню родного языка, потому что этот поэт подарил нам именно тот самый современный родной язык, которым мы сейчас пользуемся. К сожалению, у некоторых есть недопонимание, что Кузнецов – Пушкин 21 века. Благодаря тому, что мы находимся не на Украине, а в Донецкой Народной Республике – истинная поэзия для русских людей будет всегда востребована. Потому Юрия Кузнецова будут читать».

На вечере в ЦДЛ звучали произведения поэта в исполнении народного артиста России Валентина Клементьева, артистки МХАТ им. Горького Татьяны Шалковской и артистки Московской Государственной Академической Филармонии Ларисы Савченко. В 90-е годы Алле Панковой и ее помощникам удалось отыскать и выкупить у Гостелерадиофонда прижизненные записи выступлений поэта. Благодаря этому мы имеем возможность видеть Юрия Поликарповича и слышать его «живой голос», как он читал свои стихи разных лет, отвечал на вопросы.

Алла Васильевна очень тепло говорит о поэте. Она более 10 лет работала с ним, проводила его вечера. Алла Васильевна вспоминает, что в 90-е годы приходилось много ездить по горячим точкам — и ни разу Кузнецов не отказался, он всегда выступал на передовой, понимая важность и авторитетность писательского слова. Будь жив он сейчас, не остался бы в стороне от всех тех проблем, что переживает наша страна. Крым, Донбасс, Сирия — он был бы на переднем крае. Не всем нравилась позиция Кузнецова, его мировоззрение. Отклик поэта на все события был не просто мощным, ярким, поэтическим. Он был точным. Поэзии Кузнецова, как заметила Алла Панкова, свойственна стабильность, постоянство. Он был всегда удивительно верен своим мыслям, установкам, выводам. «Ни одного слова неискреннего никто никогда от него не услышал. И это же можно сказать и обо всей его поэзии».

Самым страшным, что могут пережить люди, Кузнецов считал отсутствие веры, ее гибель. Он шел к вере путем собственных сомнений, поисков, что отражено в последнем периоде его творчества. Тема веры была особенной в его жизни. Он написал много по-настоящему православных стихотворений , замечательные поэмы. Многие собратья по перу приняли это неоднозначно и даже враждебно. Не приняли, не поняли, не захотели понять. Даже после того, как Патриарх Алексий наградил его патриаршей премией, Кузнецова продолжали травить, обсуждая, что канонично, а что нет в его произведениях. Панкова приводит слова протоиерея Димитрия Дудко, сказанные по этому поводу: «Чего вы испугались? Он же не говорит, что он богослов, что он вводит какую-то новую веру, пытается что-то изменить в нашей канонической Церкви. Он поэт. Он пытается это все осмыслить, он передает вам свой живой опыт».

Так, значит, есть и вера и свобода,
Раз молится святая простота.
О возвращенье блудного народа
В объятия распятого Христа.

***

И на прощанье сказал самарянке Христос:
— Тот, кто поверит в Меня, да исполнится светом!
Ты возвращайся и людям поведай об этом…—
С вестью она возвратилась… И духом и сном
Люди к колодцу валили несметным числом.
Все, кто поверил в Христа, пили воду святую.
Те, кто не верил в Него, пили воду простую.

Сергей Павлович Казначеев, доцент Литературного института говорил о том, что мы «постепенно только приближаемся к пониманию личности Кузнецова, она на наших глазах разрастается, по прошествии 15 лет мы видим значимость его для нашей культуры». Гениального человека от талантливого отличает то, что он проявляет свои способности не в одной сфере, а в нескольких. По словам Казначеева, лирика Кузнецова достойна того, чтобы он был записан золотыми буквами в историю русской литературы. Любовная, историческая тема, тема патриотизма — везде он добивался колоссального результата. Еще несколько сфер его деятельности: редакторская (он работал редактором и в «Современнике», и в «Советском писателе»); в Литинституте долгие годы вел творческий семинар («Не о всех так вспоминают ученики — глубоко, проникновенно, с теплотой и любовью»). Особый род деятельности — художественный перевод. Переводил и классиков и современников. Все делал очень филигранно и с большой точностью. Юмор и сатира у Кузнецова — это особое явление. «Тегеранские сны», «Окно», «Сказка о золотой звезде». Он сам любил читать эти стихотворения, делал это с особым вкусом. А как талантлива его проза (газета «Литературная Россия» недавно выпустила книгу «Проза Кузнецова»). Прочитала рассказ «Два креста» — речь идет о слепом старике, потерявшим глаза в гражданскую войну и в конце жизни решившим поклониться могиле своего отца, погибшего на Туретчине. Просчитал расстояние и ходил вокруг своей хаты, делая зарубки, отмечая версты… Это путь, который прошел и наш народ, от защиты своего Отечества к самому большому откровению, самой большой истине — Православной вере. Этот огромный путь прошел сам Кузнецов.

Казначеев отметил, что при жизни Кузнецов вызывал скандальные отзывы. Ему завидовали, ревновали братья по перу. По словам Сергея Павловича, он действовал иногда провокативно, некоторые его стихи до сих пор не поняты современной литературной общественностью, читателями.

— Как он смеет! Да кто он такой?
Почему не считается с нами? —
Это зависть скрежещет зубами,
Это злоба и морок людской.

Пусть они проживут до седин,
Но сметёт их минутная стрелка.
Звать меня Кузнецов. Я один,
Остальные — обман и подделка.

Многие усматривали в этом высокомерие, большое самомнение. Со стороны так это и казалось. Казначеев вспоминает: «Сидим с ним в одной компании, а наутро встречаемся, а он проходит и не здоровается. Можно принять это как неуважение. А дело в том, что здесь не обижаться надо, а радоваться, что вы присутствуете при сакральном акте творения, он в это время обдумывал идею, строки своего очередного шедевра. Он не замечал нас не потому что он не хочет нас видеть, а потому что он полон замыслов, мыслей, идей, образов. Они переполняют его и он ничего не замечает вокруг себя».

«…Сначала мне было досадно, что современники не понимают моих стихов, даже те, которые хвалят. Поглядел я, поглядел на своих современников, да и махнул рукой. Ничего, поймут потомки…»

С интересом зал встретил выступление критика Сергея Станиславовича Куняева. «Юрий Кузнецов ушёл из жизни от сердечного приступа, отдав много сил пророческим стихам, поэмам вселенского масштаба «Путь Христа», «Сошествие во ад», начав писать поэму о Рае. Он всю свою земную жизнь вел брань «с невидимым злом, что стоит между миром и Богом»».

Юрий Поликарпович всегда был очень вдумчивым собеседником, умел слушать людей, если возражал, то четко и конкретно, где-то соглашался, где-то нет. Это был очень отзывчивый и душевный человек. Одна человеческая единица Кузнецова противостояла такой махине, такой громадине идеологического давления на нашу страну, на нашу культуру. Может поэтому так недолог был его век. Его поэзия — это все-таки поэзия будущего, она переступит через 21 век и пойдет дальше. Кузнецов говорил, что он верит не в возрождение России — возродиться можно уже с другими качествами, к чему-то уже приспособившись, что-то преодолев, что-то в себе изменив. Он верил в Воскресение России, в то, что она восстанет во всей своей былинной красоте, во всей полноте жизненного исторического опыта, пути. Он верил, в духовную неистребимость народа и высокую миссию России, что Россия будет жива, что в России слово поэтическое будет звучать.

Анна Андреева,
руководитель Издательского отдела церкви свт. Николы на Берсеневке,
иконописец