Хочется вспомнить первую встречу с отцом Кириллом, ставшей для меня судьбоносной.
Помню, что первый раз отца Кирилла увидел в праздник Благовещения, в Свято-Благовещенском храме у отца Валерия Лазор, я тогда ещё был студентом. Пришёл на вечернюю службу, смотрю: батюшка стоит исповедывает в необыкновенном облачении. Он был облачён в полную схиму. Когда я подошёл на исповедь, меня, прежде всего, тревожило – правильно ли я выбрал свой путь, — потому что после школы планировал поступать в семинарию, а родители очень хотели, чтоб я стал медиком. Я батюшке рассказал о своих стремлениях и о том, что сейчас учусь в медицинском. А он мне с ходу говорит: «Если хочешь быть послушником, то нужно ехать в Святогорскую лавру, там пройти три года послушания, и потом там же могут постричь в монашество».
Так получилось, что благословение на монашество я получил вначале от отца Кирилла, а затем в Святогорской лавре у иконы Святогорского образа Божией Матери. По возвращении со Святогорска, где я молитвенно пробыл четыре выходных дня, я вернулся в институт, первой парой была общая хирургия, я пробыл первую часть пары, снял с себя белый халат и колпачёк, и ушёл в Петро-Павловский собор на клирос, а через время стал священником.
Это было одно событие, а второе – я был рукоположен в священники 7 июля в день Рождества Иоанна Предтечи, 8 июля я приехал в епархию получать указ, а 9 июля указом был направлен в Свято-Скорбященский Старобельский женский монастырь.
Третье событие – у меня не было духовного отца. Приехал в монастырь, мне 19 лет, встретила игумения и стала знакомить со всеми обитателями. И вдруг идёт отец Кирилл! Для меня это было таким удивлением – не так давно я брал у него благословение на монашество в Луганске и тут встречаюсь с ним. Он подошёл, смиренно приклонив голову, и сказал: «Схиархимандрит Кирилл, духовник этой святой обители. Исповедь у нас бывает в воскресенье утром, милости просим на исповедь». Начался мой сорокоуст, когда нужно было служить 40 литургий подряд, и в воскресенье утром — исповедь. Я исповедовался, тогда еще, не будучи монахом, а просто иереем. Отец Кирилл читал надо мной разрешительную молитву, произнося слова: «духовное чадо иерей Роман». И у меня совершенно отпала необходимость в поисках духовного отца, всё просто и сразу было решено.
Далее шли ежедневные службы и подготовка к экзаменам и зачётам в Киевской семинарии. Отец Кирилл был на службе каждый день, и каждый день исповедь прихожан и паломников. Мы это всё видели – отдавание себя в волю Божию, отдавание себя людям до конца, без остатка. Бесконечные потоки людей, и сложно себе представить как это всё батюшка выдерживал, потому что когда он служил сам, службы продолжались до 3 часов дня, — это литургия вместе с исповедью, а вечерня начиналась в 4. И был короткий перерыв с 3 до 4, в который можно было пообедать, — это всё отец Кирилл нёс на своих плечах.
Поражает то, что с первого дня, он сразу стал называть меня батей (мне было 19 лет): «Что, батя, идём на службу». Ну а так, как у меня были некоторые познания в медицине, а у о.Кирилла был сахарный диабет, поэтому, мне выпала честь делать ему укольчики. Кельи наши были разделены стеночками, а в стеночке находилось раздаточное окно, забитое фанеркой. И вот о.Кирилл в фанерку постучит – значит пора делать укол. Прихожу, набираю инсулин, смотрю, лежит банан на столе, а батюшка говорит: «Ты мне укольчик, а я тебе бананчик».
Учиться нужно на живом примере
Также вспоминается, как мы вместе делали распятие. Большого распятия не было тогда в монастыре, а игуменья говорит: «У вас же есть какие-то способности художественные, давайте вы сделаете распятие». Я говорю, что мне нужна помощь, так как я с деревом не работал. Отец Кирилл сказал: «Не переживай, мы будем с тобой вместе делать и каждый день читать канон кресту, и свечу зажигать». Ну и вот я читаю канон кресту, зажигаю свечу, и затем делаю столярные работы. Входит отец Кирилл и ещё на ступеньке поёт: «Спаси Господи люди Твоя». Ещё деревяшка не остругана, а он подходит, снимает скуфейку, крестится и целует эту деревяшечку.
Как говорится в православии: «Это не наказуемо, а показуемо», — то есть учиться нужно на живом примере, и у нас постоянно был этот живой пример. Для меня этот живой пример был перед глазами все три года, пока я служил рядом с батюшкой, хотя тогда это не так осознавалось, а почувствовалось тогда, когда мне пришлось служить на другом приходе.
Помню, когда я в первый раз после длительного перерыва приехал в Старобельский монастырь, стою в притворе храма, приоткрывается вратница диаконская, — отец Кирилл: очки большие, глаза огромные, смотрит-смотрит-смотрит, и, увидев меня, открывает вратницу на всю, выходит, поднимает правую руку вверх с поднятым указательным пальцем и идёт по храму, подходит ко мне и на весь храм: «Батя, теперь и я твою эстафету перенял, теперь и я воскресную школу провожу!». Берёт меня за руку, подводит к клиросу, на клиросе игуменья, он кланяется в пояс и говорит: «На исповедь, в алтарь». Тогда я был иеромонахом, он это прекрасно знал, но после исповеди, когда читал разрешительную молитву, спрашивает: «Игумен?, — отвечаю: Нет батюшка, иеромонах». Он второй раз спрашивает: «Игумен?». Когда я стал игуменом, он также спрашивал: «Архимандрит?»….
Много было разного. Вспоминаю ещё один случай явной прозорливости батюшки, который испугал как меня, так и отца Кирилла. Это тоже было связано с отцом Валерием Лазор, который к тому времени писал кандидатскую диссертацию. А у отца Кирилла была написана кандидатская диссертация о жизни и учении Оригена, это учитель Церкви первых веков христианства.
Учились мы тогда в Киеве, учебников не хватало, вместо них были серые страшные перепечатки. Мне тогда попалось сочинение по Оригену. Литературы не было, интернета не было, ничего не было. Думаю, приду к отцу Кириллу и спрошу, может он мне даст почитать свою диссертацию по Оригену. Я знал, что свою литературу из библиотеки отец Кирилл не любил раздавать, он знал каждую книжечку. Мы не раз наблюдали, как вдруг осенит его какая мысль, он ищет ищет глазами книгу, открывает, листает, почитал что-то, поставил на место. У него было постоянное самообразование. И вот я думаю, что надо бы у батюшки спросить про его диссертацию, и вдруг он говорит: «Да я ж уже отдал». Я спрашиваю: «Батюшка, что отдал?».
— Ну свою диссертацию отдал. Отец Лазор будет писать кандидатку, и у меня попросил её, и я ему отдал.
И я как сейчас помню, он сидит в кресле, поворачивается и смотрит на меня большими своими глазами. А я смотрю на него и начинаю анализировать, что я ещё не спросил. И я увидел его реакцию, когда он тоже понял, что я ещё не спросил. Вот так….
Ещё интересный момент. Приехал в Старобельский монастырь схиепископ Алипий с Красного лимана. Он тоже подвижник, к которому ехало множество народа. Я молодой священник, вдруг вижу – Владыка заходит в храм, я перепугался, растерялся – как мне одному встречать Владыку? А он перекрестился, подошел, поцеловал иконочку и тихонько у меня спрашивает: «Ну, какие у вас здесь святыни, покажи». Я провёл его в алтарь, а потом естественно пошли к о.Кириллу. о.Кирилл приготовился, одел схиму свою новенькую, и стоит смиренно встречает нас. Как только Владыка зашёл, отец Кирилл взял у него благословение и смиренно поклонился, касаясь рукой пола. А Владыка на него смотрит, на схимническое облачение, на скуфейку, на которой написано: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». И получилось, что надпись Святый – была расположена впереди, как бы на лбу. Владыка Алипий и говорит: «Ну вот, тут прямо сразу и написано – Святый!». Отец Кирилл как всегда, смотрел в пол, затем они о чём-то беседовали, что-то вспоминали, после чего Владыка пошёл дальше по монастырю, смотреть кельи, строения, весь монастырь. Вечером прихожу делать укольчик отцу Кириллу, а он сидит с недоуменным лицом, даже с некоторым недовольством, и говорит: «Хм, — Святый! – На него самого посмотри и можно икону писать, а он говорит – Святый!». Так мы наблюдали общение старцев между собой.
Также были и наставления нам от отца Кирилла, и обличения. Сидим в трапезной, там и пономари молодые, кто-то что-то сказал, засмеялся. Отец Кирилл молча, поел, и говорит: «Стол — Престол! Стол — Престол!». Все сразу рты позакрывали, понимая сравнение с Престолом и столом Тайной Вечери….
Преданность отца Кирилла священническому служению также выразилась в Престольном дне, проходившем у нас в Красном Деркуле 21 сентября. Отец Кирилл приехал уже с одной ногой, ему на этот день была назначена ампутация второй ноги, и он отменил операцию. Он приехал к нам на престольный праздник, сказал слово после Евангелия, сказал проповедь после запричастного стиха, по завершении литургии сказал слово и на трапезе сказал слово. И только после трапезы он попросил: «Отвези меня в какую-нибудь комнату, – потом говорит: Снимай сандаль». Мы еле сняли с него этот сандаль с носком. У него страшно болела нога. Он дорожил тем, что, несмотря на свою ужасную боль, он мог в этот момент до конца отдавать себя служению Христову.
Помню, когда ещё предстояла первая операция, он говорил: «Ну, наверное, такова воля Божия, такова воля Царицы Небесной», — и заплакал. Я тогда в первый раз увидел его скорбь по поводу ампутации. А потом он воспрял духом и даже шутил: «О! Чудеса Божии! Пока был на ногах, сидел на месте, а как ног не стало – и в Иерусалиме побывал и в Риме побывал»….
Вспоминаю, как приехал к нему один человек, профессор МГУ, огромный, двухметровый, голос басом, — общались полдня. А когда этот профессор выходил, так на весь коридор воскликнул: «Я поражён! Я поражён! Я ещё с такими людьми не общался!»….
Я думаю, что между клетками человека тоже есть любовь!
В день погребения отца Кирилла, когда собрались духовные чада, приехал один чиновник из Луганска, стоял рядом со мной с букетом белых роз, и, наклоняясь ко мне, говорит: «Вы знаете, у нас с отцом Кириллом была огромная дружба. Он так увлекался кораблями! Он знал, что я служил в военно-морских силах, и нас с ним очень связывало увлечение кораблями». В этот момент я подумал, что отец Кирилл умел находить нити к каждой душе, и каждый считал, что отец Кирилл для него самый дорогой человек, друг, отец. И каждый находил своё. Если к нему приезжал отец Василий Попов, то они говорили о музыке, и вспоминали, какой певец начинал с какой октавы и какую брал ноту. И он уходил утешенным и восхищённым. Приходил кто-то другой и батюшка находил с ним слова для общения. Со мной он иногда медицинские термины затрагивал.
Обычно, когда нет исповедников, он сидит наклонено в алтаре, в своём уголочке возле батареи, и мы видим, что идёт мыслительная деятельность. Однажды, он вдруг повернулся ко мне и говорит: «Так! Соискание на Нобелевскую премию! Я думаю, что между клетками человека тоже есть любовь. Потому что если одна поела, там должны быть какие-то каналы, через которые она и другой клетке должна дать поесть». Я говорю: «Правильно батюшка, синапсы называются». «О! – повторяет батюшка: я думаю, между клетками есть любовь!».
То есть, он для всех становился всем! И у всех было что-то связывающее с отцом Кириллом надолго.
После отшествия батюшки к Богу, мы его не видим, хотя смотрим видеозаписи проповедей и теряется осознание того, что он умер. Смотрим на фотографии и как будто слышим его необыкновенный голос, ощущаем, что он жив.
А ещё, одна раба Божия, также чадо отца Кирилла, которая работала в банке, передавала нам средства на строительство храма. И только когда батюшки не стало, она призналась: «Теперь я могу вам сказать, — это ж отец Кирилл передавал вам деньги на строительство храма». И последний раз, она передавала деньги от батюшки, когда отца Кирилла с нами уже не стало. Получается, что он уже отошёл в вечность, но ещё оставался строителем нашей Церкви.
Батюшкина сестра, Мария Исидоровна, любила рассказывать о батюшкином детстве, она его воспитывала. Приводила примеры его полного послушания. Один раз посадила его на печку и сказала: сиди и никуда не вставай. Печка разгорелась и обожгла его, а он сидел и терпел. Так всю жизнь и поражал всех своим терпением и смирением.
Архимандрит Павел (Валуйский)
